Война в Украине может длиться и десять лет. Мы воюем с империей, - соратник Яроша

Близкий соратник  Дмитрия Яроша комбат  Украинской добровольческой армии Андрей Гергерт  ("Червнем") дал интервью Обозревателю.

- Сколько лет самому молодому бойцу вашего батальона?

- У нас начинают проходить тренировки с 12 лет. А на передовую заходят после 18. Мы обучаем, показываем наш стиль общения, культуру, как мы молимся.

Сейчас мы берем шефство над 9, 10, 11 классами. Приглашаем на базу, даем возможность разобрать-собрать оружие, пострелять. Занимаемся и со студентами, создаем обучающие лагеря.

- Все же мы на востоке, где патриоты всегда были в меньшинстве. Родители не возражают против этого?

- Все все прекрасно понимают. Мы абсолютно открыты. К тому же с руководством района у "Аратты" хорошие отношения. Нас все уже знают, даже сами приходят со своими программами, а мы только вносим правки.

- Вы рассказывали, что в 2014 году зашли в Мариуполь под видом гражданских, пообщались с населением и были в шоке. Что сейчас творится в головах у этих людей? Прозрение не наступило?

- Это прозрение, наверное, наступило у нас. Мы стали хладнокровнее, жестче в нашей работе, целеустремленнее. Хотя в Мариуполе мы себя чувствуем очень комфортно, ходим в школы и другие учебные заведения. Эти дети вдохновляют наших бойцов.

- За что выгоняют из "Аратты"?

- Это редко происходит. Бывает, из-за алкоголя, наркотиков, интриганства. Иногда бессовестные люди приходят к нам с какими-то своими целями. Мы в этом плане очень добрые. Хотя было такое, что к нам специально заслали людей.

- С российской стороны?

- Нет. Изнутри. У нас ведь хватает "доброжелателей" и в Украине.

- А есть какие-то штрафные меры? Например, выгонять человека не хочется, но наказать жестко нужно.

- У нас существует устав, по которому мы можем бить людей по одному месту буками. Редко это используем, но порой помогает. Можем не кормить неделю, проверяем ест он или не ест.

Бывает, что выгонишь человека из подразделения, но через некоторое время приходит и говорит: "Я все понял, простите". Возвращаем, даем возможность реабилитироваться.

Люди понимают, что у нас такое подразделение...(подбирая слово)семья. У нас нет распределения командир — боец, нет жестких приказов. Есть старшие воины, которые по возрасту годятся молодым в отцы. Есть наш работник штаба Оля (кидая взгляд на сидящую у меня за спиной женщину. — Авт.), которая проводит с парнями беседы, как мама.

До меня редко доходят такие воспитательные моменты. Если уж какой-то интриган завелся, который действительно вредит, то тогда да. Но интриги всегда есть. Это же украинцы (с улыбкой).

- Бывало такое, что к вам попадал хороший парень или девушка, которые явно не тянули бы военное дело, а выгонять их было жалко?

- А на войне не обязательно бегать с гранатометом или с автоматом по окопам и стрелять. Война — это водители, повара, медики, парамедики, психологи, электрики, хозяйственная часть, журналисты. Пожалуйста. Мы рады всем.

- Вы думали о том, что в нынешнем состоянии война может продлиться еще год, два или десять? Как вам такая перспектива?

- Конечно, может длиться. Бывали же и столетние войны. Мы же не воюем с Албанией или Румынией...Украина противостоит огромной империи, в которой нулевая ценность жизни и полное отсутствие переживания за что-то.

Учитывая тот путинский великодержавный угар, в котором пребывают наши соседи, то ясно, что это может быть. Война не закончится, пока не выбьешь их всех, поэтому ничего удивительного нет.

- До войны вы работали ветеринаром. Трудно было перевоплощаться в военного?

- Я всегда чувствовал, что нашей стране будет не просто, чувствовал себя частью страны, и на эту жизнь болезненно реагировал. Когда выбрали зека президентом, когда разворовывали, все это видел.

Было понятно, что будут какие-то изменения, и они будут жесткие, поэтому я с оружием всегда дружил, тренировался и был готов к этому психологически, то есть каких-то надломов у меня не было. Первые погибшие, первые трагедии на Майдане воспринимались очень тяжело, но потом пришло понимание, что мы, живые, должны за них отомстить. Мы должны сделать то, о чем мечтали те ребята, которые погибли.

Мы будем действовать жестко, помня лица погибших. У нас есть памятная доска, 17 погибших в батальоне, мы всегда смотрим на нее. Сломать нас ничего не сможет.

- Вам самому комфортно в этой роли? Имею в виду командира добровольческого батальона.

- Я себя здесь очень комфортно чувствую, в своей среде. К тому же в жизни я не встречал таких хороших людей, как здесь. Поэтому я чувствую, что на своем месте.

Люди порой говорят: "Нам вас так жаль, возвращайтесь домой, все пропало". Да мне этих людей жалко! Я точно знаю, что я должен делать. Здесь все нормально, мы на своем месте, четко и с пониманием строим свою страну. Хотя понимаем, что это трудно.

- После ухода из "Правого сектора" Ярош как-то резко ушел в тень. Все ждали движа, а вот уже два года от него тишина . Почему?

- Нет, он не пропал. Скоро места будет мало всем. Мы будем скидывать это все. Но нам еще нужно очень много учиться. Управлять страной — это тяжелый крест, поэтому все непросто.

- Мы верим что победа будет за Украиной. В таком случае вам придется возвращаться к этим людям, которые вас, как вы сказали, жалеют. Что вы будете делать?

- Буду с палкой ходить и лупашить всех всех направо, налево, всех подряд.

- Всех?

- Всех, кто говорит что-то другое, кроме того, что Украина — лучшая страна в мире. Тот, кто говорит что-то другое, сразу получает палкой по голове.